Александр Пушкин: «Вадим» (Поэма)
Отрывок из неоконченной поэмы.
Свод неба мраком обложился;
В волнах Варяжских лунный луч,
Сверкая меж вечерних туч,
Столпом неровным отразился.
Качаясь, лебедь на волне
Заснул, и всё кругом почило;
Но вот по темной глубине
Стремится белое ветрило,
И блещет пена при луне;
Летит испуганная птица,
Услыша близкий шум весла.
Чей это парус? Чья десница
Его во мраке напрягла?
Их двое. На весло нагбенный,
Один, смиренный житель волн,
Гребет и к югу правит челн;
Другой, как волхвом пораженный;
Стоит недвижим; на брега
Глаза вперив, не молвит слова,
И через челн его нога
Перешагнуть уже готова.
Плывут…
«Причаливай, старик!
К утесу правь» — и в волны вмиг
Прыгнул пловец нетерпеливый
И берегов уже достиг.
Меж тем, рукой неторопливой
Другой ветрило опустив,
Свой челн к утесу пригоняет,
К подошвам двух союзных ив
Узлом надежным укрепляет,
И входит медленной стопой
На берег дикой и крутой.
Кремень звучит, и пламя вскоре
Далеко осветило море.
Суровый край! Громады скал
На берегу стоят угрюмом;
Об них мятежный бьется вал
И пена плещет; сосны с шумом
Качают старые главы
Над зыбкой пеленой пучины;
Кругом ни цвета, ни травы,
Песок да мох; скалы, стремнины,
Везде хранят клеймо громов
И след потоков истощенных,
И тлеют кости — пир волков
В расселинах окровавленных.
К огню заботливый старик
Простер немеющие руки.
Приметы долголетной муки,
Согбенны кости, тощий лик,
На коем время углубляло
Свои последние следы,
Одежда, обувь — всё являло
В нем дикость, нужду и труды.
Но кто же тот? Блистает младость.
В его лице; как вешний цвет
Прекрасен он; но, мнится, радость
Его не знала с детских лет;
В глазах потупленных кручина;
На нем одежда славянина
И на бедре славянский меч.
Славян вот очи голубые,
Вот их и волосы златые,
Волнами падшие до плеч…
Косматым рубищем одетый,
Огнем живительным согретый,
Старик забылся крепким сном.
Но юноша, на перси руки
Задумчиво сложив крестом,
Сидит с нахмуренным челом…
Проходит ночь, огонь погас,
Остыл и пепел; вод пучина
Белеет; близок утра час;
Нисходит сон на славянина.
Видал он дальные страны,
По суше, по морю носился,
Во дни былые, дни войны,
На западе, на юге бился,
Деля добычу и труды
С суровым племенем Одена,
И перед ним врагов ряды
Бежали, как морская пена
В час бури к черным берегам.
Внимал он радостным хвалам
И арфам скальдов исступленных,
В жилище сильных пировал
И очи дев иноплеменных
Красою чуждой привлекал.
Но сладкий сон не переносит
Теперь героя в край чужой,
В поля, где мчится бурный бой,
Где меч главы героев косит;
Не видит он знакомых скал
Кириаландии печальной,
Ни Альбиона, где искал
Кровавых сеч и славы дальной;
Ему не снится шум валов;
Он позабыл морские битвы,
И пламя яркое костров,
И трубный звук, и лай ловитвы;
Другие грезы и мечты
Волнуют сердце славянина:
Перед ним славянская дружина;
Он узнает ее щиты,
Он снова простирает руки
Товарищам минувших лет,
Забытым в долги дни разлуки,
Которых уж и в мире нет…
Меж тем привычные заботы
Средь усладительной дремоты
Тревожат душу старика:
Во сне он парус развивает,
Плывет по воле ветерка,
Его тихонько увлекает
К заливу светлая река,
И рыба сонная впадает
В тяжелый невод старика;
Всё тихо: море почивает,
Но туча виснет; дальный гром
Над звучной бездною грохочет,
И вот пучина под челном
Кипит, подъемлется, клокочет;
Напрасно к верным берегам
Несчастный возвратиться хочет,
Челнок трещит и — пополам!
Рыбак идет на дно морское,
И, пробудясь, трепещет он,
Глядит окрест: брега в покое,
На полусветлый небосклон
Восходит утро золотое;
С дерев, с утесистых вершин,
Навстречу радостной денницы,
Щебеча, полетели птицы
И рассвело…
Краткое содержание поэмы «Вадим» Пушкина
Два путника: старик и юноша приплывают ночью на берег. Когда они засыпают, им снятся разные сны. Юноша видит былые сражения, а старик – море и грозу.
Двое путников плывут ночью под парусом. Один из них гребет на юг, другой стоит неподвижно и просит причалить к утесу. Второй путник, не выдержав, прыгает в воду и достигает берега вплавь. Его попутчик, старик пригоняет лодку к берегу.
Мужчины устраиваются у костра. Второй путешественник – молодой прекрасный юноша в одежде славянина, на его бедре висит меч. Старик почти сразу засыпает, в то время как на молодого человека сон нисходит лишь под утро.
Путешественникам снятся разные сны. Юноша был сильным и храбрым воином, сражался на западе и юге, враги перед ним бежали подобно морской пене. Он побывал во множестве стран и прошел немало испытаний. Ему снятся былые сражения.
Старик видит во сне море и свою борьбу с волнами. Вдруг начинается гроза, спящий тщетно пытается вернуться к берегу. Челнок разламывается пополам, старик пробуждается и видит наступающее золотое утро.
Анализ поэмы «Вадим» Пушкина
Благодаря мотиву освобождения Новгорода и знакомым именам, которые являются как бы ключом к традиционной в декабристской поэзии теме восстания Вадима Новгородского против иноземных завоевателей, отрывок из поэмы «Вадим»[1] обычно относят к свободолюбивой лирике поэта. Не имея намерения оспаривать это утверждение, мы хотим обратить ваше внимание на истоки сюжета данного отрывка.
Нам представляется, что Пушкина чем-то особенно привлекает один из самых известных эпизодов поэмы Публия Вергилия Марона, «Энеида» – путешествие Энея в загробное царство, и в сюжете первой песни «Вадима» он использует мотив сошествия в Аид легендарного Энея.
Первое поэтическое дошедшее до нас упоминание о загробном мире у Пушкина относится к 1814 году. В те дни юный Пушкин обращался с миром теней «запросто». Путешествие в «мир иной» у него не страшно, наоборот, оно легко и приятно.
Возвращаться оттуда так же просто и весело. В стихотворении «Тень Фон-Визина» (1815) поэт описывает, как тень знаменитого писателя отпрашивается у владыки Ада в мир живых.
С изменением мироощущения поэта меняется и его отношение к смерти. Удальство, лихость «кипящей молодости» проходят. Восприятие и оценка загробного мира приобретают романтическую окраску, таинственную и жутковатую.
В отрывке из поэмы «Вадим» () сюжет о сошествии в Аид привлекает внимание своей таинственностью и мистическим оттенком. Старик рыбак переправляет в челне на пустынный берег некоего молодого славянина.
На берегу спутники проводят ночь, и автор пересказывает сны, которые посещают его героев. Причем сон юноши открывает читателю, что молодого человека тревожит призрак какого-то убийства. Наутро, заплатив за перевоз, он продолжает путь по суше, а старик пускается в обратную дорогу.
Согласно преданию, Харон перевозил через Ахеронт души тех, кто мог заплатить за перевоз. (Для этого родственники умершего клали ему под язык монету [3].) У Вергилия Эней смог попасть в Аид благодаря тому, что показал Харону золотую ветвь, предназначенную Прозерпине, сорванную в заповедном лесу. Эней потом (именно из-за этой ветви) может возвратиться в мир живых, где его ожидает долгая и богатая событиями жизнь. Вадим у Пушкина тоже платит за перевоз – золотом.
Мотив присутствия смерти усиливается, если принять во внимание план поэмы из рабочих тетрадей Пушкина: рыбак хочет его [Вадима] убить.( См. рабочую тетрадь Пушкина ПД № 000).
Центральное место в сочинении занимают сны путешественников. Старик засыпает сразу же, Вадим несколько позднее, но автор пересказывает их сновидения в обратном порядке: сначала – Вадима, потом – рыбака. Нарушение последовательности не случайно: старик видит вещий сон – свое плавание по морю и собственную гибель: «Челнок трещит – и – пополам! / Рыбак идет на дно морское». (XVII. 38)
В «Соннике» за 1784 год говорится: «В море упасть во сне, значит вред и напасть. По морю плавать во сне, значит бедствие и недостаток. <…> Утонуть во сне, значит натуральную смерть».[4] В «Новом соннике» за 1817 год сказано: «Тонуть в море [во сне] – знак неестественной смерти».[5] Итак, если верить сонникам, с которыми Пушкин мог быть знаком, старика ожидает близкая и неестественная смерть. Предсказание судьбы рыбака – это знак, что будущее юноши также определено.
Вадим во сне приходит в город мертвых. Там встречает славянскую дружину – товарищей минувших лет, «которых уж и в мире нет». Эней Вергилия также встречает в Аиде «оплаканных вверху» и «павших в войнах» товарищей по оружию.
Погибшую возлюбленную встречает и Эней в мире теней. Это Дидона, которая покончила с собой, когда Эней покинул ее. По Вергилию, тени опочившего соответствует то состояние тела, в котором человек умер, поэтому и Дидона и безымянная «душа девица» Вадима предстают с ранами, от которых они скончались. При этом ни Эней, ни Вадим не считают себя виновными в смерти своих возлюбленных.
Вернуться из загробного мира (т. е. проснуться) Вадиму помогает все тот же старик-перевозчик, разбудив его; он спутника «ногой толкает осторожной, / И улетает призрак ложный / С его главы – он восстает.» – (курсив наш – В. Р.)
У Вергилия Аид можно посетить один раз при жизни, и второй – умерев (см. примечание в «Энеиде» к ст. 466). Мы видим, что первый раз (во сне) Вадим уже побывал в мире теней. Второе путешествие – это путь навстречу смерти уже наяву. Хотя в набросках к поэме о гибели своего героя Пушкин и не упоминает.